Виктор сидел в кресле, закрыв глаза и закинув руки за голову. На лице блуждала блаженная улыбка. Казалось бы…спит человек. Да только сколько спит уже? Пять часов совершенно не шелохнувшись не раз.
Никто не нарушал покой вампира, кроме беспокойных, вечно снующих надоедливых мыслей. Мысли…А зачем Бог вообще подарил человеку возможность мыслить? От мыслей столько бед…От мысли, что она ушла к другому, становится больно. Каждый раз больно. От мысли, что не одна она так поступила с ним, но есть и еще куча девушек, которые бросали любимых ради других хочется убивать. Мучить, терзать и убивать!
Мысли мешают, не так ли?
Долохов открыл глаза. И снова поток мыслей. Теперь глупых, бессвязных…О том, что узор на потолке какой-то бледный и вообще лишен вкуса. И руки бы оторвать художнику, взявшемуся расписывать этот потолок…
А потом – она. Нимфа, Киприда…Сначала она улыбающаяся, а потом молившая о пощаде, но все равно разрываемая на куски и бросаемая в огонь. Этот мысленный образ преследовал Виктора на протяжении уже нескольких веков и не отпускал. Лишь становился все более ярким и реалистичным с каждым новым убийством.
Милая…Любимая…Сегодня годовщина твоей смерти, дрянь…Ты же видишь там, как я показываю любовь к тебе, верно? А любила ли ты? Есть ли она, женская любовь? Кто бы дал ответ? Светлана? Слишком молода…Аполлинария? Тоже нет…Мария…Надо спросить у нее.
В следующее мгновение Долохов уже выходил за дверь своей комнаты.
>>Комната Марии Корф