Оттон неторопливо прохаживался по своим покоям. Он мягко ступал с пятки на носок, двигаясь бесшумно, словно призрачное видение. На его бледном лице застыла маска отрешенности от всего мира и поэтому он казался скорее мертв чем жив. Вся его фигура излучала энергию несуществующей материи, небытия, что любому случайному зрителю бы непременно бы почудилось, что он оказался в царстве мрачного Аида. И даже расписанные пилястры искусственного мрамора, между которыми были вставлены в рамы панно голубого лионского шелка, затканного серебряной нитью, огромные зеркала и позолоченные гипсовые скульптуры - ничто не могло оживить эту комнату, казавшуюся склепом, а её владелец как никогда походил на того кем он в принципе и являлся.  Казалось, что в этих покоях даже время теряет свою власть, и звуки, доносившиеся из вне не могли пробудить в этой комнате ощущение жизни.. Они меркли и угасали, как тлеют одинокие угольки, тщетно пытающиеся воспламенить пожар, буйствовавший ещё недавно и пожирающий всё вокруг в своём необъятном пламени. Оттон даже не придавался раздумьям. он просто смиренно выжидал когда приблизится час вечернего приёма в большой гостиной, которая должна была собрать всю их семью. Конечно утром, он сам единолично совершил свой праведный суд и огласил приговор, но тогда, в те минуты он был крайне смущен и глубоко оскорблён безнравственным поведением Марии. К тому же, свидетелем её падения стал никто иной как Долохов, который несомненно выискал бы момент, чтобы посмеяться над оскорблёнными чувствами своего друга и прелюдно восхититься прелестями Герцогини. В первый момент Корф счёл нужным и даже необходимым сразу же оборвать все нити, ведущие к пересудам и сплетням за спиной и показать обществу, что отныне репутация Марии его более не волнует. В те минуты он мечтал только поглубже втоптать её в грязь порока и насладиться её позором... Сейчас же он вдруг вздумал задуматься о чувствах, которые испытает Мария, когда оголит своё. Но более всего его мучило то, что после такого падения он уже никогда не сможет сделать её своей невестой...
Вопреки желанию, подобные мысли всё же просачивались в голову Корфа, отравляя его и без того измученное сердце. И после получасовой прогулки по комнате Олег уже готов был решиться на самое страшное, когда в дверь постучали и в комнату вошёл слуга, пришедший оповестить своего господина, что настало время спуститься вниз, чтобы поприветствовать гостей и собравшуюся семью - пора было начинать казнь...
Отступать было поздно и Отттон решительно вошел в большой парадный зал, занимающий центральную часть их поместья. Из всех многочисленных комнат именно этот зал был особенно облюбован Бароном за его сдержанную красоту и величие и именно поэтому этот зал всегда использовался для пышных торжеств, праздничных приемов,  многолюдных балов, которые любил устраивать Корф.
Большая, уставленная цветами и залитая светом, зала готова была к встрече гостей. И Корф ещё не успел перешагнуть порог, как раздались первые осторожные звуки скрипок небольшого домашнего оркестра, а следом за ним в гостиную вошел Гален, оправляя на ходу белый галстук и учтиво отвешивая поклон хозяину дома. Не успели они перемолвится парой вежливых фраз, как место Галена занял Константин в своем новом щегольском костюме. Молодого дерзкого юношу раздирало любопытство и он не считая нужным облачить свой вопрос в более вежливую форму поинтересовался о предмете сегодняшнего вечера.
«Наш пострел везде поспел», - с усмешкой на губах подумал Оттон, даже и не думая удовлетворить его любопытство.
И тут зал наполнили шорохи оправляемых юбок – это дамы спешили спуститься вниз, чтобы осчастливить мужчин свои присутствием. Теперь музыка звучала смелее и отчётливее, раздались первые звуки весёлой кадрили и Константин, подхватив под руки перепуганную Апполинарию, всё ещё не привыкшую к таким смелым выходкам молодого князя. И пока парочка кружилась в танце, Олег смог подойти к каждому из членов своей семьи и выразить свою глубочайшую признательность за их присутствие на вечере.

Олег устроился в нише в дальнем конце залы и взирал на собравшихся взглядом, выражавшим лёгкое презрении, но не к своей семье, а к самому себе. Конечно Мария заслуживала порицания, но сколько ему потребуется времени, чтобы сгладить память об унизительных минутах, которые ей сегодня придется пережить. Ещё не один год, а может и столетия она будет снова переживать эти минуты и кипеть от гнева. И Оттон становился все мрачнее уже сейчас прикидывая, насколько глубок будет след в израненной душе герцогини.
"Нет, не сегодня. Обдумаю все завтра", - решил он и его глаза засверкали огнем.
Он окинул взглядом большую залу, посмотрел на танцующих и в его памяти всплыли смутные воспоминания далёких времен, когда он был приглашен в Зимний дворец на великолепный бал в честь обручения Александра I и Елизаветы Алексеевны, дочери Карла Людвига Баденского. Тогда Петербург утопал в роскоши и паркет был натерт как стекло и огромная люстра под потолком, сияя сотнями крошечных призм отражалась в нем словно в зеркале. И вся огромная зала была наполнена десятками танцующих пар.
"О времена, о нравы" - подумал Корф, склоняя голову и наблюдая как Константин продолжает выводить новую фигуру, заливаясь смехом и бросая колкости в сторону Полины, совершенно необоснованно обвиняя её в неуклюжести. От его взгляда не ускользнуло, как молодой князь спутав шаги, усердно пытался исправить ситуацию и вернуть танцу прежний стройный ряд. Досада так овладела мужчиной, что он не сразу понял, что к нему движется Светлана, посылая ему извиняющие улыбки. Она протянула к нему свои ручки, обтянутые тонким атласом и Корф склонился к ней в поцелуе.
- И почему же моя прелестная дочь не танцует? - Корф удивленно приподнял правую бровь. - Неужели в этом заде нет ни одного  кавалера, которого можно было бы удостоить такой чести?

Корф знал какой легкой и весёлой может быть Светлана, если находилась в самом приятном расположении духа. В такое время она была бесценным и желанным собеседником. Её улыбки, кокетливый взгляд и приятна речь могли быть усладой для уставшей души Оттона и какая жалость, что сегодня сама графиня нуждалась точно в таком же непринужденном обществе как и сам барон. Приглядевшись к лицу дочери, он увидел тень горечи и страстное желание оторваться от тяготивших её бед и скрыть свою тоску.
- Меня беспокоит то, что в последнее время я наделал очень много глупостей и веду себя как безусый мальчишка, - улыбнулся Олег, старясь. чтобы при этом смеялись не только его губы, но и глаза. - А ещё я очень огорчен, что моя дочь настолько задрала свой прекрасный носик, - Корф,  любя, указательным пальцем вздёрнул кончик носа девушки, - что в таком отменном обществе не может найти ни одного достойного кавалера. Может мне стоит им всем указать на дверь и вышвырнуть из дома? Или просто ты уже вступила в тот возраст, что тебя не радуют танцы?
Оттон шутил и улыбался, надеясь сгладить хмурые морщинки на её личике.
"Ей необходимо развеяться. Такой молодой девушке наверняка наскучило общество вечно серьёзного и нудного папочки", - размышлял барон, хотя и знал, что нет никакой возможности отправить Свету, куда бы то ни было. Семья нуждалась в её исключительно полезном таланте - нужно было сохранять тайну нахождения поместья в секрете, равно как и тайну рождения Андрея. И словно прочитав мысли отца и решив его успокоить, Светлана положила свою хрупкую ладошку на его руку.
- Может быть вы составите мне компанию на паркете, и ваша грусть улетучится месте с моей? - в её голосе чувствовалась мольба, и Корф не устояв перед соблазном окунуться в легкие и подвижные ритмы кадрили, осторожно выдернул свою руку из её ладошек, но лишь для того, чтобы сделать всё по форме и самому протянуть руку в приглашающем жесте.
- Я конечно уже несколько стар для кадрили и боюсь, что потом меня замучает одышка, - произнёс он шутливым тоном, - но вы окажите мне честь, если согласитесь разделить со мной этот танец.
И выждав полных восемь тактов, чтобы присоединиться к уже танцующей паре и дать время Светлане приготовиться к танцу, Корф исполняя шаги и тройной притоп повел свою даму по кругу. Вернувшись на своё место, чтобы исполнить вращения, Олег, избегая учтивые реплики по поводу убранства зала или количества танцующих пар, которые были частью этикета на вечерах подобно этому, решил завести разговор совершенно на другую тему.
- Я не вижу среди гостей Андрея. Вам не известна причина его отсутствия? – осторожно поинтересовался Корф, на время, замолкая, поскольку произошла смена партнёров и у графини появилось время самой убедиться в отсутствии молодого барона.

- Не возможно, а удостоит! Он обязан быть на этом вечере, - с улыбкой на устах уточнил Корф, хотя его голос был наполнен стальной жесткостью. Но то было только мимолетное проявление его вечной властности, и уже через миг Оттон легко и непринуждённо повел свою партнёршу выполнять пятую и последнюю фигуру кадрили.
Завершив последние движение, Оттон дождался, когда стихнут последние звуки кадрили и, щелкнув каблуками, отвесил низкий поклон, легкий и грациозный и одновременно вызывающий как пощечина, усмешка над всем миром, он взял под руку Светлану и последовал вместе с ней к небольшому пуфику в одной из ниш.
- Не хочу вас огорчать, но думаю, что вам стоит знать, что только благодаря вашим усилиям я вновь почувствовал себя молодым и полным сил, - Олег отвечал вежливо и серьёзно, но в его глазах мелькнула усмешка, которая позволяла продолжать разговор в непринуждённом шутливом тоне.
Но Светлана не поддержала своего отца и тема, на которую перешла девушка, разрушила всю, так тщательно выстраиваемую им стратегию. И прежде чем ответить на вопрос дочери, барон Корф достал из кармана тонкий полотняный носовой платочек и небрежно смахнул им рукава своего сюртука.
- Очень любезно с вашей стороны поинтересоваться её персоной, - его белые зубы сверкнули, а черные глаза открыто смеялись. – Но к чему мне говорить о ней, когда вы сами вскоре сможете её увидеть. А впрочем, вы можете её не узнать. Пребывание в Лондоне вконец сказалось на ней и, особенно на её внутреннем облике, и притом не в лучшую сторону. Признаюсь, я несколько разочарован результатами её последней поездки, - продолжал мужчина делиться своими переживаниями ровным и бесцветным голосом. – Светлана, вы должны обещать мне, что никогда не опуститесь до её уровня, - последние его слова прозвучали так же спокойно, но в них нельзя было не почувствовать угрозу. – Вы не можете меня так разочаровать и глубоко ранить.